назовусь тебе заратустра, ударю хлыстом по столу; ресторанной лампы мерцание тускло
суть моя - научить тебя злу. в час совершенного грехопадения рассказать тебе про покой
вывести на тебе тексты плача и песнопений зараженной иглой
[indent] Багряные дюны забираются внутрь глухим, протяжным стоном. Пустыня изнеможенно шепчет, и в этом шепоте она слышит мольбу. Она не может отвергнуть ее, не хочет сопротивляться влекущей её силе, не желает с отвращением и ужасом прижимать ладони к ушам так плотно, что ни один атом не сможет просочиться в ее сознание кровавыми видениями. Рожденная из ненависти и желания кары, она думает лишь о возмездии, когда при падении ударяется о египетские пески.
[indent] Рассвет еще не наступил.
[indent] Пустыня нежно шепчет её имя, и потрескавшимися от сухости губами она повторяет его, растягивая, пробуя на вкус: «Сех-мет». Имя отдает еле заметным металлическим привкусом и даже ей внушает благоговейный ужас. Песок под её ладонями раскаляется, что в разгоряченной от работы жаровне; он просачивается сквозь ее пальцы, впивается в кожу мириадами острых уколов, просит не отвлекаться, не забывать о том, зачем она здесь оказалась.
[indent] Сехмет поднимается на ноги. Силится, но не может вспомнить, кем она была когда-то. Мысли Сехмет: залитые кровью лица, искореженные отчаянным страхом; оледеневшие, разорванные на части трупы, разбросанные на каменных плитах; объятые пламенем здания — еще минута, и они обратятся в золу, пыль, прах. Морок будит в ней практически физическое наслаждение, проходит распаленным жаром по корпусу, отзывается возбуждением в каждой клетке тела. Сехмет (с удовольствием) прикрывает глаза, когда смотрит на другую сторону Нила. Выросший у его подножия город не извергает ни единого звука, не доносит до неё тихих мольб о пощаде. Город немеет от предчувствия её близости.
[indent] Сехмет намерена прервать затянувшееся молчание.
[indent] Рассвет занимается поздно. Возрождающийся на небе пылкий лик великого отца огненным шаром достигает её обнаженного тела, языки пламени лижут ее кожу на руках, животе, шее. Отче нетерпеливо подгоняет её, он больше ждать не хочет — она тоже. Львица тихо напевает музыку родных земель, ступая по жарким пескам. Ветер настигает Сехмет зноем, пылким дыханием, неотступно следующим за ней, куда бы она ни пошла. «Не ветер», — думает Сехмет, — «это я сама».
[indent] От её прикосновения широкий Нил начинает шипеть, плеваться сгустками пара, занимающегося над его течением. Вода начинает кипеть, бурлить, бессильно сопротивляться неизменно сопутствующей ей пламенной респирации. Люди на берегу обращаются гранитом, лица — скованная трепетом глина. Сехмет настигает их в одно мгновение. Вгрызается в вены, и тогда на языке появляется та манящая металлическим привкусом терпкость; впивается острыми когтями в живот, и тогда руки нежатся в приятной прохладе; бьет по хрупкому хребту, и тогда в ушах проносится пронзительный треск. Они бросаются врассыпную от её облика, голоса их просачиваются сильной вибрацией в землю. Сехмет не ведает жалости. Под одобрительным взглядом отца она бросается в город, повергая в кровавое месиво всё, до чего только может дотянуться. Толпа, обезумевшая, влажная от пота, воняет страхом. Львица раскидывает её одним ударом, вдавливает хрупкие человеческие оболочки в камень, прижимает их к алой почве точеными ступнями, врывается в дома с хищным оскалом.
[indent] В одном из таких она находит побелевшую от ужаса женщину с младенцем на руках. Сехмет улыбается, протягивает к ней руки — женщина плачет, молит, шепчет: «Пожалуйста, только не его». Сехмет пожимает плечами. Человеческая жизнь — ничто, мгновение, они не дотягивают и до столетия, рассыпаются в прах раньше. Их кожу изъедают глубокие морщины, волосы становятся белее облаков: какая разница, погибнуть сейчас или через несколько жалких десятилетий? Сехмет не ведает пощады.
[indent] Из их скромных обиталищ она выходит, не оставляя за собой жизни.
[indent] Под растерянным взглядом отца она прокладывает путь ко дворцу по замирающему в безмолвии городу. Сехмет на мгновение останавливается перед храмом: доносящиеся изнутри рыдания, молитвы; отпечатки кровавых ладоней на дверях; клокочущий в гортани смех (на что вы надеетесь?). Дверь выбивается одним ударом, Сехмет убивает жрецов одним движением, до её сознания не доносится ни одного отзвука.
[indent] — Вы молитесь? — Сехмет глумливо улыбается, отбрасывает ногой золоченые сосуды. — Вы поздно спохватились. Молитесь не о пощаде, ибо ее вы не получите!
[indent] Сехмет рвется вперед: голова жреца с открытыми глазами скатывается к подножию алтаря. Голос — раскатистый, громкий, безжалостный — разносится под изогнутыми сводами.
[indent] — Вы покинули нас, погрязли в алчности, скупости, разврате. Теперь вы боитесь. — Сехмет скалится, сознание помутняется от раскаляющей ярости, неотступной спутницей Войны. Ее речь превращается в хрип, потом — в шепот. — Но не бойтесь. Вы уже не можете спасти свои тела. Молитесь о спасении души, возможно, боги будут милосерднее, чем я.
[indent] Под опечаленным взглядом отца Сехмет возвращается в город.
[indent] Он говорит: остановись.
[indent] Он говорит: довольно, хватит смертей!
[indent] Сехмет не отвечает на его призыв.
[indent] Сехмет не остановится, и даже недовольства отче ей недостаточно. Сехмет пришла, чтобы уничтожать, убивать, разорять, и она не остановится: лицо багровеет от запекшейся крови. Людей — разорвать на куски, выгрызть из них неверие и гордыню; мольбы о жалости — спрятать в груде разодранных тел; голос отца — не слушать, отринуть, забыть! Ночь скрывает город во тьме, но она снова придет сюда утром, и снова, и снова, и снова — пока земли египетские не иссохнут.
[indent] Утром Сехмет в исступлении падает в багряное озеро и жадно пьет. Карминовая, дарующая силу, она проникает в её нутро, опьяняет, не дает подняться и уйти, мешает нести великое возмездие. Сехмет погружается во тьму, и ярость её оставляет.
[indent] В глазах солнцеликого отца таится сожаление, раскаяние — чувства, которые Сехмет не способна познать. Сехмет влечет только ярость и дикий вой Войны, и лишь они ей знакомы, любимы. Она спускается к смертным, когда Фараон молит её о помощи в битве, и повергает врагов в прах. Сехмет смеется, окруженная знойным пустынным ветром, распаляется с каждой новой смертью и жадно вдыхает запах крови. Прорывая время и пространство, в мир людей она проносит мор и болезни, засухи и жару: Сехмет не в силах остановиться на полумерах.
[indent] Среди своих братьев и сестер она чувствует умиротворение — призрачное и бестелесное. Однажды оно исчезает навсегда. Сехмет не может понять, что произошло: прислушивается, но ответом ей становится безмолвная тишина; вглядывается, но видит лишь черную пустоту.
— Врата закрыты! — обеспокоенный голос сестры отзывается в ней тянущим волнением и тревогой. Свой собственный голос кажется ей чужим,  когда она спрашивает, что случилось.
[indent] Разъяснений она не получает.
[indent] Запертая в стенах обращающимся тюрьмой дома, Сехмет чувствует лишь нарастающую ярость. Время не значит ничего, и когда-нибудь она снова вернется к смертным. Предатели, так жестоко обошедшиеся со своими покровителями, вновь поплатятся за свои прегрешения.
[indent] И тогда Сехмет снова даст волю своему гневу.
[indent] Тогда Сехмет снова будет танцевать на крови своих врагов.
[indent] Тогда Сехмет снова обратит их города в безжизненные руины.